Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]
— Der Wind weht heftig, — перевела Лиза.
— Извините, что беспокою вас?
— Entschuldigung dass ich Sie stören.
Фредди прищелкнул пальцами и проворчал:
— Ни черта не понимаю!
— Заткнись, — ответил Паоло, — мне понятно!
— Продолжать? — спросила Лиза Франка.
— Пожалуйста, — попросил он.
— Das Schiff? — покорно произнес Гесслер.
— Корабль, — ответила Лиза.
— Die See.
— Море.
— Auf Wiedersehen.
— Прощайте.
Адвокат глубоко вздохнул.
— Jch liebe Sie!
Лиза отвернулась. Гесслер повторил еще тише, бесконечно нежно:
— Jch Hebe Sie!
Лиза продолжала молчать, ее плотно сжатые губы побелели.
— Jch liebe Sie! Jch liebe Sie! — закричал Гесслер.
Он замолчал, казалось, смутившись внезапной вспышки страсти, и промокнул лоб носовым платком.
— Эту фразу она никогда не хотела повторять, ни по-немецки, ни по-французски.
Лиза подошла к Франку.
— Jch liebe Sie, Франк! — нежно произнесла она.
— А что это означает? — спросил Паоло.
— Это означает: я люблю вас, — перевел Гесслер.
Словно какие-то смутные чувства накатили на всех присутствующих, и они склонили головы.
— Эй! Эй! Парни! — вдруг процедил Фредди.
За стеклянной дверью, выходившей на порт, маячил силуэт полицейского.
— Ни одного слова по-французски! — добавил Гесслер.
Он повернулся к двери в тот момент, когда в нее постучал полицейский.
— Войдите!
Полицейский открыл дверь и козырнул. Он был скорее хилым, с землистым цветом лица и оттопыренными ушами.
— В чем дело? — сухо спросил у него адвокат.
Его властный вид, казалось, смутил пришедшего.
— Вы давно здесь находитесь? — спросил он, оглядывая помещение.
На мгновение его внимание привлекли распакованные бильярды. Наверное, эти большие игрушки успокоили полицейского, потому что его лоб разгладился от морщин.
— Мы пришли сюда сразу после полудня. А что?
— Вы случайно не видели черный фургон?
— Какой фургон?
— Тюремный.
— Что за странная мысль! Нет. А что?
— А они тоже не видели? — продолжал настаивать полицейский, указывая на остальных.
— Наин, — быстро ответила Лиза.
Полицейский скрестил руки за спиной, как будто собирался провести смотр своему невеликому войску. Затем он подошел к Фредди и встал перед ним.
— Наин, — сказал Фредди.
Паоло счел для себя более благоразумным просто отрицательно покачать головой. Хотя он не понял вопроса, заданного полицейским, смысл его он легко угадал.
Франк с агрессивным видом принялся насвистывать какую-то песенку. Полицейский подошел к нему. Присутствующие поняли, что у беглеца зародилось опасное желание. Они мысленно застонали, особенно Фредди, вспомнивший о своем револьвере.
— Вы тоже ничего не видели? — спросил полицейский.
И, поскольку Франк продолжал насвистывать, глядя на него, он заорал:
— Эй! Я к вам обращаюсь!
Присутствующие обливались холодным потом. Франк, перестав свистеть, покачал головой.
В комнату вошел Баум. Он еще не снял с себя форменного кителя, который был на нем во время нападения на фургон. Гесслер бросил на него испепеляющий взгляд, и Баум, не растерявшись, с завидной быстротой бросился за гору коробок.
— Превосходно, спасибо! — бросил полицейский, удаляясь.
— Собака, — проскрипел Фредди. — Так напугать нас — это нечестно!
— Как ты думаешь, он узнал тебя? — встревожилась Лиза.
Франк покачал головой.
— Я не настолько знаменит, а у них не было времени опубликовать мою фотографию. Он говорил о фургоне?
— Да, — ответил Фредди. — Мы правильно сделали, что не оставили его на складе, иначе погорели бы.
Гесслер подошел к стеклянной двери и принялся разглядывать Эльбу и корабли, стоявшие на якоре между громадными кранами.
— Черт! — неожиданно бросил он. — Полицейские катера патрулируют у всех причалов.
— Если предположить, что они обнаружат фургон, то сначала они подумают, что произошел несчастный случай. По крайней мере, до тех пор, пока не вытащат его и не откроют!
— Да непохоже это на несчастный случай! — проворчал Фредди. — Чтобы добраться до воды, нужно сто метров трястись по развалинам!
Баум обратился с тирадой к Гесслеру. Тот, покачав головой, повернулся к французам.
— Баум предлагает, чтобы вы прямо сейчас устроились в ящике на тот случай, если полицейские вернутся на склад до прихода корабля.
— Который час, Паоло? — спросил Франк.
— Почти двадцать минут!
— Значит, еще слишком рано забираться в этот ящик.
— Ты прав, — согласился Паоло, — если какому-нибудь легавому, у кого мозгов побольше, чем у других, придет в голову заглянуть туда, ему даже не придется трудиться, чтобы зацапать нас.
Лизе была по душе окружающая их тревожная обстановка: лучше уж надвигающаяся опасность, чем зловещий допрос ее воздыхателя.
— Ну что, они идут? — нетерпеливо спросил Баум.
— Не сейчас, позже, — лаконично ответил Гесслер.
Лицо Баума стало злым. Ему заплатили за выполнение опасной работы, и он был вынужден повиноваться.
— Иногда «позже» означает «никогда», — бросил он.
— Что он там лопочет? — забеспокоился Паоло.
Фредди перевел ему:
— Он говорит, что «позже» — иногда это слишком поздно. Так, мэтр?
— Абсолютно верно, — похвалил его Гесслер.
— Мы спустимся за пять минут до прихода корабля, — решил Франк. — Объясни ему, Фредди.
Баум посмотрел на часы, постучал себя пальцем по лбу, выражая тем самым свое неудовольствие, и пошел вниз к Варнеру.
Достав пистолет Фредди, Франк принялся подбрасывать его. От страха Лиза вскрикнула.
— Осторожно! — бросил Фредди, — у этой игрушки нет предохранителя: он может сам выпулить!
— В общем, — агрессивно заговорил Франк-, — если верить той комедии, которую вы только что разыграли, Гесслер являлся к тебе каждый день только для того, чтобы дать тебе урок немецкого языка?
— Франк! — выкрикнула в отчаянии молодая женщина. — Сейчас не время возвращаться к этому вопросу!
— Да нет же, Лиза: только это время у нас и осталось.
Засунув пистолет обратно в брюки, Франк ощутил прикосновение холодного ствола к своей коже. Это прикосновение придавало ему уверенности.
— Господа присяжные заседатели, ваше мнение? — обратился он к своим сообщникам.
— Лиза права: не время болтать обо всем этом! — решительно сказал Паоло, не пытаясь скрыть своего раздражения.
— Ах, вот как ты считаешь?
— Да, я так считаю!
Франк дружелюбно хлопнул его по затылку.
— До чего же приятно и просто разделять твою философию, Паоло!
— Что ты еще там напридумывал! — возразил человечек, пожимая плечами. — У меня нет никакой философии.
И, повернувшись к Фредди, он прибавил:
— Иначе — я бы знал об этом!
На берегу фарватера суетились тени в полицейской форме. К ним медленно направлялся катер. Когда он вошел в устье канала, человек, стоявший на мостике, включил прожектор. Громадный белый луч погрузился в серую воду. Перегнувшись через поручни, комиссар и инспекторы вглядывались в открывшуюся перед ними фантасмагорическую картину. В нескольких метрах под ними, на куче мусора, слегка покосившись набок, покоился тюремный фургон. Его затухающие фары были похожи на гигантские тусклые сонные глаза.
— Это — именно он, — сказал комиссар. — Господа, пусть только внутри не окажется охранников.
Он дал команду пристать и выскочил на захламленный берег. Дождь поливал спорящих о чем-то двух полицейских в форме и молодую блондинку.
— Предупредите портовых пожарных! — приказал комиссар. — Немедля ни минуты нужно вытащить этот фургон…
Полицейские на мгновение осветили электрическими фонариками старый бункер.
— Нет ни малейшего сомнения, — сказал комиссар, — мы можем быть уверены, что речь идет о побеге.
— Должно быть, беглец уже далеко, — вздохнул один из инспекторов.
— Да, — согласился комиссар. — Мне кажется, побег был серьезно подготовлен.
И он грустно взглянул на затопленный автомобиль. Зрелище было зловещим. Марику сотрясали конвульсивные рыдания.
— А когда она выучила немецкий язык, что еще вы там вдвоем варганили в этой чертовой комнате с окном, выходящим в парк? — крикнул Франк, встряхивая Гесслера за лацканы пиджака.
Взяв его за запястье, адвокат резким движением высвободился.
— Я продолжал говорить ей о любви, а она рассказывала мне о вас, — признался он, — но вы никогда не поверите нам… Хотя, может быть, чему-то и поверите, если вам нужно будет поверить! Сейчас вашей тюрьмой стало сомнение, и никто больше ничего не может сделать для вас. Пока вы любите Лизу, это мучение никогда не кончится, оно будет сверлить вас, как бормашина.
